Ночные разведчики || Мой дед

Когда шла «Пятидневная война» был у деда на даче. Дед, понятное дело постоянно слушал радио (приемник все время был настроен на Вести-FM), переживал и волновался. Ругал грузин, ругал европейцев.
- Не люблю грузин, - сказал дед неожиданно.
- Почему?
- Не люблю. У нас учился один. Гайос Нанейшвили. Генерал-майор, сын Владимира (Владимир Николаевич (Варденович) Нанейшвили, генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза). Так себе был офицер. И летчик средний и командир не ахти. Он был 1-й замкомандующего 34-й воздушной армией, в Тбилиси. У нас же как было принято, в академии: если тебе назначают дипломника, то предполагается, что ты ему помогаешь. И треть (ну кто треть, а кто и половину), его работы пишешь ты. Ну так вот устоялось. Его сначала к Васе Андрианову назначили (Василий Иванович Андрианов, генерал-майор авиации, дважды Герой Советского Союза). А Вася был мужик прямой, суровый. Ну Гайос как-то и приходит и так интересуется – мол, как там? Что – как? Ну, работа моя как? Андрианов сначала не понял, а как дошло – послал его открытым текстом к е... матери. И начальству сказал – уберите от меня его нахер. Ну передали мне. Я его выпустил…
- То есть диплом ему помог написать?
- Ну да, конечно. Только он все равно мне не нравился. У меня с зампотылу были отношения хорошие. Так он, узнав об этом, предложил мне достать через ЗПТ машину. Волгу. Вроде как на себя, но для него. А мне за это тысячу рублей (речь идет о 1970-х годах). Ну тут уже я его послал. Не люблю их, нет. Не знаю, жив он сейчас.

= = = =

В августе исполнилось 65 лет с того дня когда деда сбили. В ночь с 31 июля на 1 августа 1943 года. На обратном пути, когда летчики отбомбились, вышел «мессер» из тумана и превратил левый мотор Ил-4 в железный хлам. Экипаж прыгнул. Нештатный маузер, висевший на бедре у старшего лейтенанта ухнул в темноту – ремешок кобуры расстегнулся; остался только ТТ. Ночь. Надо искать партизан. 5 суток искал. (Современной молодежи, неспособной выжить даже в супермаркете, для которой лес гуще Битцевского парка – тайга непроходимая сложно себе представить ЧТО такое пять суток скрываться в лесу на оккупированной территории. Немцы ищут сбитых летчиков, полицаи ищут, партизаны кстати искать не спешат, у них своих дел хватает, все оружие – ТТ с одной обоймой, жрать что-то надо, прятаться где-то надо к своим выходить надо…). На второй день завалил какого-то не в меру прожорливого немца, решившего полакомиться малиной – кусты росли рядом с ельником, где старший лейтенант устроился поспать. Поднял ТТ, аккуратно прицелился – и в лоб. Снял «шмайссер», пилотку, пошел искать партизан дальше. На пятый день наконец наткнулся на дозорных Рогнединской партизанской бригады. Пришли в расположение: летчик? бомбардировщик? немцев бомбил? значит с взрывчаткой дело имел. Будешь подносчиком тола.

- Три ночных боя было. Ну когда поезда подрывали. Немцы ж, они как – сначала пускали стариков, женщин по путям. Потом пустую платформу. Партизаны тоже хитрые – мины были хорошие английские…
- Английские?
- Ну да. Англия нам их поставляла. Хорошие мины были. Мины ставили на кратность, на два, на три. То есть пройдет платформа пустая, за ней еще одна, потом наконец эшелон идет – тут под локомотивом она и взрывается. А мы знали, что какой вагон освещенный – это офицерский. Солдатские все темные были. А где свет горит – это офицерский вагон. Значит так. Локомотив взрывается, сползает – а мы из автоматов и пистолетов по офицерскому вагону. Те отстреливаются, и бегут в лес. И мы тоже бежим в лес – но в другую сторону. А пути немцы быстро восстанавливали. Связь была налажена, они сразу подгоняют ремонтников. Вот три ночных боя и было. Командир даже обещал представить к Разбойнику II-й степени (медаль «Партизану Отечественной войны» II-й степени). А в конце сентября переправили на Большую землю. В полк вернулся, оттуда в Подольск, на спецпроверку, ну ты знаешь уже...

(Военнослужащие, вышедшие из окружения или очутившиеся на оккупированной территории и перебравшиеся с помощью партизан на советскую территорию, после прибытия направлялись в фильтрационные лагеря НКВД, где проходили проверку. Один из таких лагерей находился в Подольске. Летчик пробыл там до ноября, после чего был направлен обратно в свой полк продолжать службу. Вопреки легендам и байкам, лагерь не был тюрьмой, офицеров не лишали наград и званий, на территории лагеря соблюдался режим, была ограничена свобода передвижения – как по лагерю, так и за его пределы – но и только. Проверка состояла в беседах и письменном изложении своих приключений. По окончании проверки, если офицер не запятнал себя предательством, сотрудничеством с оккупантами или иным преступлением – он отправлялся обратно на фронт либо в иную часть. Уличенные в реальных преступлениях передавались военному трибуналу).

Кроме своих прямых обязанностей – ночной разведки и бомбардировок, деду приходилось выбрасывать десантников в тыл врага. В летной книжке зарегистрировано 15 таких вылетов – «выброска спецработников».
- Партизан бросал?
- Да не только. Много кого выбрасывал. Наших, поляков, прибалтов, немцев…
- Немцев???
- А как же. Их-то как раз выбрасывал больше всего. Ну перевербованных немцев. Их в плен взяли, обработали, они соглашаются работать на нас. Нам не то чтобы запрещено было общаться со спецработниками – не рекомендовалось. Но общались. Как-то раз выбрасывал летчика. Обер-лейтенант, пилот «Юнкерса», его над Керчью сбили. Первый раз в 1943-м бросал. Тогда такие случаи редко были. Мало доверяли кому. И женщины были в этих группах. Преимущественно мужики, но были и женщины. Два мужика и баба. Один раз с перегрузкой возил 5 человек. В двух точках: троих выбросил, в другом месте троих. Один раз 9 человек вез, несколько экипажей. С Иваново привез. Прилетел в Монино, там два дня побыли, проверяли их там, и я их увез в Мигалово. Аэродром огромный, три километра. Я пролетел с перелетом, майор Столяров отругал, дал штрафных пять полетов по кругу сделать. Он потом погиб. Зам командира полка. И Тюрин (полковник Трофим Романович Тюрин, командир 47-го гвардейского Борисовского авиационного полка дальней разведки Главного командования Красной армии) года полтора жил без заместителя. Не хотел к себе зама...

- ...у меня нормально все было, а другие такие вот фашистами оказывались. Были случаи – их не могли перевоспитать. Они были настоящие фашисты. Так получается: бросаешь его, и перед тем как выброситься, он парашют берет, раз – и он гранату тебе в зад бросает, в кабину к тебе. А сам вниз.
- И самолет взрывается?
- Ну конечно, всяко бывает. Бывает осколки, бывает взрывается. Потом придумали такой вариант, что они пока не выбросятся, они оружие применить не могут. Только может достать, когда он приземлился. А в самолете нет. Был случай такой, я помню. Я готовлю группу к выброске. Это 44-й год. Так, теперь как получилось. Значит, приходят к нам двое или трое, обычно троих бросали: командир, зам и радист.И я вижу: форма немецкая вся – а ножи десантные наши, русские. Я и говорю этому майору, бывал там Богатырев с Кукановым, другие люди (подполковник Богатырев – офицер разведки 2-го Белорусского фронта; полковник Константин Куканов, начальник разведки Войска Польского), я и говорю – слушайте, что вы наделали? Я отошел с ними, говорю, зачем у них ножи десантные? Они говорят, а как? Я говорю, как же так, выбросят его в тыл, даже не в Германии еще было дело – а у него нож десантный русский. Понял, что за человек? И ему харакири. Ну все сделали – а ножик дали наш. Скандал, их сразу увезли обратно. Дали им ножи немецкие, солдатские. А потом они улетели. С другим экипажем.

- ...один раз конечно натерпелся. Выбрасывал группу: оберст, ну, полковник, командир группы. Старший лейтенант и ефрейтор. То есть командир, адъютант и денщик.
- Погоди, ну вот они прыгнули, а там что?
- Ну что, задание свое выполняли. Выполнили задание, потом выходят на связь с подпольем, там у них своя система была, это я не знаю, этим разведка занималась, их обратно сюда переправляют. Они опять на задание.
- Но могли же и не вернуться? Остаться там?
- Могли. Кто-то и не возвращался. Но это ж конец войны был. Они уже все прекрасно понимали. Жить хотелось. А им как – им обещали, значит, за первое выполненное задание, с них снимается вина, что они на стороне фашистов воевали. За второе – документ о том, что после войны они могут спокойно жить, и власти к ним претензии иметь не будут. За третье – медаль. Ну вот. Это был конец 1944 или начало 1945. В Польше мы стояли. Выбросили мы их, они мне с земли помигали фонариком – выбрасывал-то с малой высоты, 600 метров, иногда 800. Помигали они, мы развернулись и обратно. Ночью это было. Утром вдруг вызывают в полк, говорят, вылетайте срочно к Бороде. Ну, Борода, все знали (полковник Герман Капитонович Прусаков, по кличке «Борода», начальник разведки воздушной армии). Так, мы прилетаем туда, на аэродром, указали нам, где штаб воздушной армии. Так, мы прилетели, в приемную пришли – нам говорят, ждите. Вас позовут. Ну, штаб воздушной армии, недалеко штаб фронта был.
- А где это было?
- Ну, полевой штаб, я не знаю, деревня, штабы там. 45-й год, мы перемещались быстро там, как мы в 41-м бежали, так мы в 45-м и возвращались, скорость примерно одна и та же. Ну значит стоим, не знаем в чем дело, зачем вызывали. Говорят – вы не там выбросили. Я сейчас не могу вспомнить место, на карте помню, название вылетело. Сидим полчаса. Это что такое – не там выбросили десант, это невыполнение боевого приказа, понимаешь? А за этим стоит слово – трибунал. Военно-полевой суд. Ну, тут такое дело, конец войны уже, могли просто наказать. Отстранить от награды. Ну вот так, сидим полчаса, сидим с Соколовым двое (капитан Валентин Петрович Соколов, штурман эскадрильи, начальник воздушной службы полка, Герой Советского Союза), мы По-2 свой зарулили, прошли пешочком к штабу, час сидим. Что будет – непонятно. И каждый, и он, и я – сам не свой. Это беда, когда выбросили не там. Потом проходит часа два, если не больше. Выходит Борода: - Здравствуйте. (Он нас знал обоих, мы уже с ним не раз встречались). Ну, вам повезло. Что такое? Говорит пришла телеграмма, в обед, они закодировано дали – прибыли на место. Трое вот эти, там, полковник, старший лейтенант и ефрейтор. Ординарец или денщик. Он тогда к нам пришел, говорит – вот что. Пришла телеграмма, эти люди прибыли на место. А потом уже через две недели или сколько там, нам уже сообщают, как получилось. Уже разведка доложила, что мы не там выбросили. Сразу карту взяли от нас и оказалось, что подполковник, Богатырев, он не там нарисовал кружок, где выбрасывать надо. Там, лес, поляна, река, одна река, вот сейчас карту дай – найду сразу, где их надо выбросить было. Ну когда выбросили они нам дали мигалку, что пришли – мы полетели домой. Они когда приземлились – он дает, что сам факт, что они на земле. А нам – лети домой. А у них свой маршрут, какой мы не знаем, нам никто не скажет. Командующий воздушной армией знал, естественно, куда их надо выбрасывать. Я не знал – мне привели людей, показали, этих надо выбросить. А маршрут показали на карте. Карта у штурмана. Ну а мы – обратно, доложились, что выбросили. А они как, они же немцы. Ну они же знают где находятся. Смотрят на карту – что такое? Выбросили не там. 180 километров. Они зашли в штаб немецкий – они же в форме немецкой. Им дали машину. И они трое уехали. И прибыли к месту где они должны быть. Там у них свои пароли были. И они приняли командование, я уж не знаю, чем. Побыли сколько-то там дней, сделали диверсию – и ушли. Это когда они уже вернулись с операции – тогда они уже рассказали, как дело было. А почему, как, пароли, это я не знаю, это тебе никто не скажет…

- … и как получается. К нам приходят двое. На аэродром Мачулищи, там мы жили в деревне, и говорят – нам нужно полковника Тюрина. Приходят в форме, оба старшины. Мы говорят ищем полковника Тюрина, 47-й гвардейский авиационный полк. Мы говорим, а кто вы такие? Мы говорят – шпионы. Мы прибыли с особым заданием к командиру полка. Вот так. Их в штаб полка сразу провели конечно. Оружие – пистолеты – они сразу сдали. Мы – шпионы. Им говорят – как так? Мы – бывшие пленные, красноармейцы, солдаты. Мы окончили разведшколу, где, говорят – это командиру полка они докладывают, не нам. Проверили нас, что мы доброжелательны, против России, против советской власти. И говорят так: нам задача – принять десант, ночью принять десант, высадят его и мы тут ваш аэродром будем взрывать. Станция Механовичи, около Минска. Командир полка их допросил, конечно, их посадили, конечно. Теперь так. Организовали группу. Ночью, погоды нет, день или два. Мы оцепили аэродром, наш, Мачулищи, окружили все. Они выбрасывают десант, немцы. Человек 30. Они должны взорвать аэродром и уничтожить все прочее. И их всех забрали. Ну там бой был, я подробностей не знаю. Этих ребят отправили тоже куда-то двоих. Только у них погоны были по-другому. У них буква «Т» - наоборот. На погонах у старшины буква «Т» – туда, а у этих наоборот. Это как другого шпиона узнали – у него орден Красной Звезды был на левой стороне. У нас уже на другой стороне носили, а у него на левой был. Его когда задержали для проверки документов, посмотрели, говорят – поезжайте. И доложили сразу: говорит, едет офицер, у него Красная Звезда, орден – на левой стороне. Ордена были подлинные, с убитого снятые, с пленных. Готовили его, все пароли дали, чтобы он в Москву проник...

- …особый отдел. Аркаша Иванов, капитан был. Вначале шпала у него была, потом 4 звездочки. И второй был, Федя Ивлев. Иванов был поставлен на дивизию, повышение получил. А Ивлев – он нас застукал в Крынках, аэродром был, Крынки, на границе с Польшей – мы самогон гнали. Я привез из Москвы, от тети Груни (сестра), вот такой ящик большой – я ей деньги давал – с чем же это для самогонки…не сахар, нет… дрожжи, да Ящик дрожжей, она в магазине работала. За этот самогон он нам со штурманом, с Махонем, хромовые сапоги достал. Мы как, Володя Анисимович, он тогда уже в ППР вступил, в Польскую Партию Рабочую, он и говорит, я на этих дрожжах, на этот ящик целый город куплю. Хороший был парень. Вот мы, Махонь, я и Анисимович, варить стали самогон. Вечером, конечно, ночью. 44-й год, аэродром Крынки, около Белостока. Стучат к нам. Что такое? Открываем – уполномоченный особого отдела. СМЕРШ. Федя Ивлев, старший лейтенант. Мать твою… как так? Ну как так? Здравствуйте. Ну, я-то его хорошо знал, я уже был командир эскадрильи. Ну, говорит, давайте, работайте дальше. Он к нам подсел – мы его угощать. Подожди, говорит, я ему сделаю два перегона, градусов под 70 самогонка. Выпили, ему налили бутылочку – и он пошел. Только вы говорит поаккуратней.
- И ничего не сделал?
- Ну наш человек, что ты! Вот еще случай расскажу, когда я ловил одного полковника-аковца, Армии Крайовой. Значит дело было так. Их же две было, Армия Крайова, это Миколайчика, который в Лондоне. И Армия Людова. Людовцы и аковцы. В Крынках, там же было. Соседи наши были, там семья одна была, ну она польская была семья, не наша была семья. А он там значит швагер, то есть шурин, брат жены. А он в Армии Крайовой подполковник. Ну там же борьба была еще какая, уничтожали друг друга. Ко мне приходит Ивлев, говорит, Василий Григорьевич, есть очень важное задание, тебе надо выполнять. Этот вот дом, через дом там посещают аковцы. У этих соседей, они чужие люди, поляки, есть подполковник, он туда приезжает. Он, говорит, днями может быть здесь. Ты должен помочь нам его арестовать. А чем кончилось, я тебе скажу, трагически. Через пару дней приходит, говорит – он там. Его там наш особый отдел выследил. Я пришел, одели мы новое обмундирование, я одел свой летный костюм, что мы вроде новые люди.(мы с ними не общались) – вроде нам надо разместиться. Негде жить вроде как. Да. А я понял – мы зашли в дом со штурманом, с Махонем. Как мне была задача – я когда побыл там, когда уходили, я нечаянно под стол забросил краги, ну летные свои перчатки. Чтобы вернуться. Мы вышли на улицу. Через пять минут мы приходим обратно – извините, варежки забыли. А они там под столом, я их бросил сам, незаметно. А дверь в другую комнату оказалась неплотно закрыта – ну он сразу спрятался. А мне дверь открывать нельзя было, сказано было, ничего не трогай, увидишь – расскажи. Я варежки забрал и мы с Махонем ушли. Дальше – дело не наше. Ну его и арестовали, взяли. Короче, мы, эскадрилья улетели, и потом через какое-то время я туда прилетел, по делам. Ну думаю, зайду на аэродром, в Крынки. А там все в слезах. Так получилось, что когда мы улетели, вышли аковцы, нашли Анисимовича (он работал на городской мельнице, не военный) – а я еще его сыну читанку, букварь привозил из Москвы - они его поймали, связали его и в колодец. Опустят его, он захлебывается – подымут. И так они его в колодце утопили. Они днем пришли, там же власть-то была какая хочешь в Польше, и его днем, прилюдно связали – и в колодец. Вот так. Война была с обоих сторон.

= = = = =

В Великую Отечественную войну на весь воздушный флот было только три авиационных полка Главного командования, которые занимались дальней разведкой (фронтовые не считаем, они были в оперативном подчинении) – это 47-й, 48-й и 90-й. На все эти три полка приходилась одна-единственная эскадрилья ночной разведки – в 47-м полку. Командовал которой капитан Василий Кокорев, 1919 года рождения.





Василий Григорьевич Кокорев. Старший лейтенант, и.о. командира 2-й ночной эскадрильи 47-го гвардейского отдельного разведывательного Борисовского Померанского Краснознаменного ордена Суворова авиационного полка Главного Командования Красной армии
Сентябрь 1943 года.
(28 октября 1943 года после прохождения проверки было присвоено звание «капитан»).




Василий Григорьевич Кокорев, генерал-майор ВВС (в отставке), кандидат наук, профессор, преподаватель кафедры оперативного искусства ВВС Академии Генерального штаба.
Август 2008 года.